Корпорация М.И.Ф. в действии - Страница 35

Однако он выглядит отнюдь не довольным и потому мы все без какого-либо изустного соглашения снова начинаем играть в назначенные нам роли. Под этим я подразумеваю, что охранники становятся по строевой стойке «вольно» и принимают строгий вид, в то время как мы с Нунцио просто сидим и принимаем вид чувствующих себя очень неуютно… что не слишком трудно, поскольку, как я сказал, из той свалки мы вышли не совсем чтобы без потерь. В полном молчании мы наблюдаем, как капитан усаживается за стол и принимается изучать положенный туда рапорт. Полагаю, я мог бы и сам заглянуть в него, пока мы болтали с охранниками, но, по правде говоря, мне это не пришло в голову, пока я не увидел, как капитан читает его, и не понял, что его содержимое вполне может решить нашу с Нунцио судьбу.

Наконец, капитан подымает взгляд, словно впервые нас всех увидел.

— А где остальные? — спрашивает он у одного из охранников.

— В палатке лазарета, вашбродь, — говорит охранник.

Капитан подымает брови.

— Что-нибудь серьезное?

— Никак нет. Всего лишь несколько синяков и шишек. Кроме того…

Охранник колеблется и глядит на меня, и я понимаю, что пора высказаться и мне.

— Я сказал солдатам, что им следует дать себя заштопать и позволить мне сперва поговорить с вами, капитан… Ваше благородие, — говорю я. — Понимаете, драку-то ведь начали мы с Нунцио, а отделение просто подключилось позже, помочь нам выбраться… поэтому я подумал, что… ну, поскольку ответственность лежит на нас…

— Вы можете подтвердить это? — обращается капитан к тому же охраннику, обрывая мою речь.

— Так точно, ваше благородие.

— Отлично. Пошлите извещение в лазарет. Скажите остальным бойцам отделения, что они могут, после того как залечат раны, вернуться в свои казармы. Сержант Гвидо и капрал Нунцио берут на себя всю ответственность за их действия.

— Слушаюсь, вашбродь, — говорит охранник, а затем отдает часть и выходит.

Это снимает некоторую часть груза с моей души, так как меня немного беспокоило, не втравлю ли я команду в неприятности из-за нашего гамбита. Некоторую часть, но не весь… так как остается вопрос, что же капитан намерен сделать со мной и с Нунцио. Это самый настоящий вопрос, так как наведенный на нас ровный взгляд капитана действительно непроницаем, то есть, попросту говоря, он не выглядит ни довольным, ни расстроенным… Хотя с чего ему быть довольным в такой ситуации?

— Вам известно, — говорит наконец он, — что меня вызвали прямо со сцены для разбирательства с этим делом? Да притом еще когда в моем последнем выступлении одна песня?

— Никак нет, — говорю я, потому что и правда этого не знал.

Однако это простое заявление объясняет две вещи, вызывающие у меня безмолвное недоумение. Во-первых, это довольно броский наряд… который хоть и очень великолепен, но решительно не по уставу. А во-вторых, снимает любые сомнения, какие у меня могли завестись по поводу испытываемого капитаном уровня благожелательности по отношению к нам… каким бы там ни был непроницаемым его взгляд.

— Согласно этому рапорту, — говорит он, снова глядя на бумагу, — вы двое участники, если не настоящие зачинщики, драки в баре, не только со штатскими, но также и с местной полицией. Хотите что-нибудь добавить к этому?

— Одна из этих штатских пыталась ограбить одного из нашего отделения, — говорю я.

Я решаю, что теперь, когда мы выполнили свою задачу, пора начинать заботиться о себе самих.

— А потом, когда мы попытались вызволить его, другие пытались утверждать, будто он напал на нее. Что же касается легавых… я имею в виду, местной полиции, ну, они пытались арестовать нас всех, хотя там на месте этого, якобы преступления, присутствовала наша собственная военная полиция, а нас на основной подготовке учили, что…

— Да, да, я знаю, — отмахивается он. — Солдат положено судить только военным, а не гражданским судом, поэтому вы двое сцепились с целой пивной, набитой штатскими из-за параграфа военного кодекса. Так?

— Так точно. И, кроме того, пытались помочь одному из нашего отделения.

— Отлично, — говорит он, и смотрит на охранников. — Можете теперь идти. Дальше с этим управлюсь я.

Мы тихо ждем, пока ВП не выходят гуськом из помещения, а затем еще немного, пока капитан снова изучает наши личные дела.

— Вас двоих перевели ко мне всего около недели назад… а до того вы всего несколько недель как записались на службу в армию? Правильно?

— Так точно.

— Значит, вы только-только прошли основную подготовку, и уже сержант… и капрал. А теперь еще и это.

Он возвращается к рассматриванию наших личных дел, но я начинаю ощущать немного меньше беспокойства. Хотя наказания нам явно не избежать, раз мы сами во всем признались, мне начинает казаться, что, возможно, мы отделаемся всего-навсего потерей нашивок… и такая возможность меня как-то не особенно расстраивает.

— Штатские власти рекомендуют подвергнуть вас суровому дисциплинарному взысканию… требуют сделать из вас показательный пример, чтобы не поощрять других солдат следовать вашему примеру.

Я снова начинаю беспокоиться. Это звучит не столь поощряюще, а я, после неомрачненной ни одним осуждением карьеры, как-то не горю желанием отбывать срок на армейской гаупвахте. Я гадаю, а не слишком ли поздно взять назад наше признание… и стоят ли по-прежнему за дверью ВП.

— Отлично, — говорит наконец капитан, отрывая взгляд от наших личных дел. — Считайте себя подвергнутыми дисциплинарному взысканию.

Мы ждем, чего он скажет еще, а потом понимаем, что это все.